В народе повелось, что все судмедэксперты угрюмы и неразговорчивы, потому что часто бывают там, где в принципе тяжело находиться – в морге. В какой-то степени скрытность специалистов данной профессии обусловлена тем, что разглашение тайны следствия карается Уголовным кодексом. Во всём остальном – обычные люди. Именно так говорит о себе начальник сектора судебно-медицинских экспертиз по Столинскому району Пинского межрайонного отдела Государственного комитета судебных экспертиз – Анатолий Леонидович Тимощук.
Анатолию 39 лет, женат, есть дочка. В Республику Беларусь переехал из Украины в 2017 году. Супруга работает врачом-эндоскопистом, он – государственный медицинский судебный эксперт.
– Анатолий, что повлияло на Ваш переезд в Республику Беларусь и почему Вы выбрали именно Столин?
– Во-первых, сыграло роль жильё! В Украине очень трудно получить свою жилплощадь. Во-вторых, мой знакомый коллега тоже переехал в Беларусь, живёт в г. Житковичи. Во время телефонного разговора он убедил меня, что тут есть все условия для благополучной жизни. Так мы и решились на переезд! В Столине нашей семье сразу предоставили служебное жильё, а через несколько лет купили свой дом.
– Как Вы стали судмедэкспертом?
– Чтобы стать государственным медицинским судебным экспертом, сначала нужно получить медицинское образование. Я шесть лет учился на факультете лечебного дела в Тернопольском государственном медицинском университете, а потом ещё два года проходил специализацию по судебной медицине. В студенческие годы работал медбратом травматологического отделения в университетской клинике. Со своими обязанностями справлялся, но мне чего-то не хватало, именно в профессиональном плане. После выпускного, когда нужно было выбрать специализацию, я остановился всё же на судебной медицине.
– Расскажите о специфике вашей профессии.
– Государственный медицинский судебный эксперт – профессия, которая отличается от традиционных медицинских специальностей. С помощью знаний о механизме смерти и особенностях патофизиологических реакций в теле человека судебный эксперт помогает правоохранительным органам добраться до истины. Специфика в том, что практически ежедневно приходится сталкиваться с телесными повреждениями и преступлениями насильственного характера.
– Вас касается клятва Гиппократа?
– У нас не клятва, а Уголовный кодекс. Каждый судебный эксперт, прежде чем приступить к проведению судебной экспертизы, письменно предупреждается об ответственности за дачу заведомо ложного заключения или отказ, либо уклонение без уважительных причин от исполнения возложенных на него обязанностей в соответствии со статьями Уголовного кодекса либо Кодекса об административных правонарушениях.
– Чем отличается работа государственного медицинского судебного эксперта от работы патологоанатома?
– И те, и другие выясняют причину смерти человека. К патологоанатомам направляются на исследования тела лиц, умерших в период лечения в учреждениях здравоохранения. При этом патологоанатому предоставляется история болезни пациента, в которой отражен процесс лечения, а также результаты всех анализов и исследований. А к судебным экспертам на исследование поступают тела умерших лиц, причину смерти которых можно назвать либо однозначно насильственной, либо имеются основания полагать, что смерть носила насильственный характер. И, как правило, на момент начала исследования судебный эксперт не располагает какими-либо данными об умершем, его болезнях и т. д. Поэтому и приходится скрупулёзно и ответственно относиться к каждому проводимому исследованию, дабы не пропустить факт убийства. Также мы проводим судебные экспертизы физических лиц, устанавливаем у них степень тяжести телесных повреждений, характер данных повреждений и механизм образования.
– Каким предметом чаще всего приходится работать?
– В основном я работаю за компьютером, – улыбается Анатолий. – Многие думают, что я не выхожу из морга, но в восьмидесяти процентах у меня бумажная работа: которая состоит из описания исследований, формулировки выводов по вопросам судебной экспертизы и т. д.
– Насколько правдива фраза «вскрытие покажет»?
– На 100 процентов. Иногда, приезжая на место происшествия, где был обнаружен умерший, мне с порога говорят: «везде кровь – избит, от этого и умер». И только при вскрытии становится ясно, что жизненно важные органы не задеты, человек умер на самом деле от отравления алкоголем – кстати, это тоже является насильственной смертью.
– Как психологически на Вас влияет такая работа?
– Моя работа не так страшна, как кажется на первый взгляд. Намного тяжелее, когда человек умирает у тебя на руках. А я работаю по факту! При выполнении своих обязанностей я слабо реагирую на картины смерти. У меня со временем выработалась психологическая защита. Я рассматриваю потерпевших как очередную загадку, которую необходимо разгадать.
– Тем не менее, профессия наложила какой-то отпечаток на Вашу жизнь?
– Я бы не сказал, что это «отпечаток», но заметил, что стал внимательнее к деталям. К тому же, со временем исчезает чувство страха. Что бы ни произошло – авария, ранения, смерть – отношусь к этому с холодной головой, ведь эмоции могут помешать установлению истины, а это – недопустимо. В любом случае, я обязан быть объективным, трезво оценивать ситуацию и оперативно реагировать на неё.
– У Вас не возникало желания уйти из профессии?
– Я работаю судебным экспертом с 2015 года, и мысли были разные, ведь сами понимаете, эта работа не из лёгких. Особенно, когда не спишь сутками. Ведь бывает так, что приходится выезжать на место происшествия ночью. Но стоит мне отдохнуть, всё проходит.
– Что Вам снится по ночам?
– Как и всем – хорошие сны! – улыбается Анатолий. – Я нормально сплю, кошмары меня не мучают. Бывает, что уснуть не могу лишь только потому, что обдумываю какой-то необычный случай и варианты его исследования и оценки.
– У представителей каждой профессии есть свои суеверия. К примеру, у сотрудников ГАИ есть примета: перед сменой не брать в руки измерительную рулетку. Какие суеверия есть у судмедэкспертов?
– Я пока собственными глазами не увижу, никакого заключения или мнения высказывать не могу. Человек моей профессии должен быть всегда конкретен. У нас есть только «да» или «нет». Я не могу сказать, что, возможно, это было отравление. Нет факта – нет мнения, поэтому я абсолютно не верю в подобные приметы и суеверия.
– В современных детективных сериалах часто включаются в сюжет судебно-медицинские экспертизы. Насколько эти сцены совпадают с действительностью?
– Мне не нравятся криминальные сериалы, потому что те экспертизы, которые нам показывают на экране, к реальности не имеют никакого отношения. Не бывает судебных экспертов, которые определяют причину смерти по запаху или расстановке мебели. Хороший специалист всегда руководствуется анализом установленных фактов. Каждый случай специфичен, требует индивидуального подхода, внимания и большого терпения.
– У Вас есть занятие, которое помогает Вам отвлечься от работы?
– Люблю природу, поэтому на каждое время года у меня своё развлечение: летом и зимой – рыбалка с друзьями, весной и осенью – хожу в лес с семьёй. Иногда и спокойствия хочется! Мне нравится моя работа, но при этом я разграничиваю «службу» и личную жизнь.
– Спасибо за интервью!
По материалам «Новости Столина»